«Я рано начал поддаваться дурному влиянию. Причем дурному во всех смыслах. До одури накуривался анашой. Сначала было весело: собирались компанией, анекдоты, вино дешевое… Курили и просто так, и не просто… Мама, пожалуй, до сих пор не знает, что все началось гораздо раньше, чем ей открылось» истинное положение дел для мамы, Веры Михайловны, действительно долгое время оставалось тайной. Проясняться тайна начала, когда над головой сына реально «замаячила» армия. Он к тому времени, несмотря на наркотики, был «маминым» сыном. «Я его воспитала как-то так… Не по-мужски. Понятно было, что мальчика моего армия встретит неласково, и что-то мне подсказывало, что если я его туда отпущу, то вряд ли он живым оттуда вернется… В общем, договорилась где надо, и написали в „солдатском“ личном деле, что он получил контузию… Знала бы, что дальше будет, никогда бы такой глупости не сделала. Говорят же, что мать может обречь своего ребенка… Вот и я тоже. Через четыре месяца он получил травму, несовместимую с армией: в драке ударили бутылкой по голове, была кома… А потом Стас начал пить. Да так, что видно было: не остановится. Я в то время работала, было не до того, чтобы за ним ходить по пятам. И это еще одна моя ошибка: работала я в Шпаковской администрации, на ниве борьбы с наркотиками. Не поверите, возглавляла отдел по работе с молодежью… Боролась с пороком, не зная, что собственный сын давно уже по другую сторону баррикад». Все производимые из конопли наркотики вызывают привыкание. Это уже никто не оспаривает. Ни врачи, ни сами наркоманы. Мозг на раздражитель реагирует своеобразно. Сначала — эйфория, неудержимое желание «активничать», двигаться, смеяться… Через короткое время — депрессия, угрюмость, молчаливые приготовления к чему-то более сильному, страшному, к тому, что «зацепит» по-настоящему… Стас Горяинов прочувствовал всю эту гамму на собственной шкуре: «Пил по-черному. Мать уже не играла никакой особой роли в моей жизни… Да, я ее уважал. Но сквозь это уважение, через последние остатки порядочности, как будто сорная трава, лезла мысль, сверлила мозг: мало, мало! Надо что-то такое, что по-настоящему оторвет от мира, заставит забыть депрессию». Это — обычное для наркомана состояние, желание получить сверхсильное ощущение. И это не прихоть. Это — настоящая болезнь, мягко, по-кошачьи, подползающая к истерзанному всплесками агрессии, отчаяния, надежды человеческому организму. Человеком его уже трудно назвать. Это — некий роботообразный субъект, стремящийся любой ценой добыть наркотики. Цена давно известна: боль близких, преступления, годы отсидки, и снова по кругу: где раздобыть денег, где достать наркоту? В такой вот страшный круг попадает каждый, кто «подсел». Стас прошел этот круг сполна. «Однажды был в компании человека, несколько раз сходившего в зону. Он мне: „Что ж ты вот так себя ведешь?! Разве можно? Пьешь вот… Мать плачет, на работе у нее из-за тебя неприятности. Ты бы поменьше пил. Может, лучше уколоться? ..“ Вопрос не повис в воздухе. И в это же время Стас пытался поступить в пединститут, ходил на подготовительные курсы. Перед самыми экзаменами решение поменял. Пошел в ПТУ, выучился на повара. И быть бы ему хорошим поваром… Он до сих пор любит готовить. Но к тому времени уже и непонятно было, чего в нем больше: алкоголя или наркотиков? От депрессии не спасало ничего. Два раза лечился, три раза кодировался. Через год вспомнил совет старого зека. Было так плохо, так все болело, так было на все наплевать… После очередного „опохмела“ остались деньги. На один „героин“ хватило. Вновь наступили долгожданные времена сумасшедшей эйфории! Летал, парил, казалось, что это самое лучшее из всего, что есть на свете! Падение было сокрушительным: внезапно началась ломка. И вдруг впервые оглянулся, увидел измученную мать, плачущую сухими глазами, увидел, что друзей героин сбивает, как пластмассовые кегли… И понял, что сам стоит на краю могилы. Понять-то понял, но делать что?! Если раньше помощницей и утешительницей была мама, Вера Михайловна, то сейчас и она стала тенью… На работе у нее ощутимые неприятности: как же так, мать борется с наркоманий, а сын погибает? Однажды после особо бурной ночи шел откуда-то и куда-то… До сих пор не может вспомнить. На обочине — машина, в дверях ключ висит. „Поверь, я до сих пор не умею водить машину. А тогда и подавно! И все-таки открыл дверь, сел за руль. Нажимал на педали, дергал за переключатель скоростей. Каким-то чудом машина завелась До вечера раскатывал по притонам каким-то, по варочным… Потом меня арестовали“. Мать в это время читала очередную лекцию. Вдруг звонок: „Ваш сын арестован, сейчас его закрывают в СИЗО“. Это было последней каплей: с работы пришлось уходить. Тем более что в докладе она рассказала о том, что не очень¬ понравилось работодателю. Дальше — кошмар. Сын в тяжелом состоянии. Наркоман, алкоголик, высох, стал похож на ходячий скелет… „Мы на свадьбу к родне собирались. Я купила ему новую одежду. Рубашку, брюки, туфли… все черное, как он и просил. Туфли Стас „проколол“ в ночь накануне свадьбы. Утром — скандал. Пришлось покупать новые, в старых идти не захотел“. В этот же день он сказал самые страшные в нелепой своей жизни слова: „Мама, сегодня я живу последний день“. Не верить ему оснований не было. Все наркоманы рано или поздно осознают: сегодня все. Сил больше нет, бороться бессмысленно, героин сильнее жажды жизни… Мать все¬ таки вытащила его на свадьбу. Там и была сделана последняя в „наркотической“ жизни фотография: сын и мать рядом. Она — уставшая от него. Он — уставший от жизни… Вера Михайловна попросила фотографа присматривать за сыном: „Вдруг он прямо на свадьбе решится свести счеты с жизнью? “ Фотограф честно выполнил возложенную на него миссию: домой Стас приехал живым. Потом был месяц борьбы и беспросвета. Кололся так, что сам себе удивлялся: жив еще! А через месяц в его жизни появился Николай Новопашин. Коля сам бывший наркоман. Когда ¬то, в незапамятные времена, он так же погибал от героина. И однажды таки всадил в вену „золотой“ укол. Чтобы насмерть, чтобы навсегда избавиться от этой жизни. И эту жизнь избавить от себя. Спасло чудо. В самом прямом смысле: угасающее сознание выдало картинку — Бог. Отчего-то заговорил с умирающим. Сказал, что рано, что не надо ему умирать. И он неожиданно так захотел жить, так отчаянно уцепился за паутинку жизни, и эта паутинка стала тверже стали. Тот укол был последним в жизни Николая. То пробуждение от наркотического вечного сна стало пробуждением к новой жизни. С тех пор он не сделал ни одного укола. Ломки не было. И он стал первым, кто начал вытаскивать ставропольских наркоманов из беды силой убеждения, силой проповеди. Сам еще ничего не понимал, кроме того, что выход есть. И он — вера! За Стасом он ходил почти год. «Да я¬то понимал, что нужно к Николаю, но наркотики¬ этого не понимали. Организм отравлен, он сам по себе, я как будто сам по себе. И Николай все-таки сломал сопротивление. Мама долго не верила, что я бросил наркотики. Да я и сам не верил:, но перемены были во всем. Вернулись силы, появились пацаны, которым, как и мне, нужна была помощь. Начали все с нуля. Три года существовали, как общественная организация, никому не нужная и для многих непонятная. „Как?! Они же наркоманы? У них есть разрешение? У них есть лицензия? “ Как будто для этого требовалась лицензия. В нашем первом реабилитационном центре не было ни воды, ни света, ничего… Перебивались с хлеба на воду, но держались… Через три года пришли в церковь: нам одним не справиться, помогайте, отцы! Помощь пришла сразу же: выстроилась какая-то концепция, она совершенствовалась. Появился наш первый наставник и друг: протоиерей Игорь Подоситников… Наши дела стали известны владыке и одобрены им». И вот за плечами — шесть лет. Стас Горяинов сейчас, как и раньше, правая рука Коли Новопашина. О наркотиках забыл. Буквально «за уши» тянет таких же пацанов, вычеркнутых из жизни и раздавленных. Женился на девушке, что называется, «из благородных». Я осторожно задаю вопрос: «А девушка не боялась идти за тебя?» «Да я сам ее боялся! Она у меня боевая, ее наркотиками не испугаешь… Дочку мне родила вот, Лизу». Свадьба Стаса и Людмилы была мечтой перестроечных времен: безалкогольная! Лимонад на столе распивали и сами молодые, и их родители, и приглашенные. Мама, Вера Михайловна, пошла по стопам сына: в церковь, к наркозависимым ребятам. Сейчас возглавляет реабилитационный центр для девушек в Надежде. «Вот, видите: все мои регалии, медаль, грамоты, сертификаты, гранты… Все здесь, под иконами. Стас говорит: „Положи их сюда. И вспоминай те дни, когда мы оба были в беде. Я теперь понимаю, что это место было моим изначально. Не там, на трибуне, где я теряла сына. А здесь, в этой маленькой молельне, где я его обрела. И даст Бог, другие матери обретут своих детей…“
Наталья Буняева газета „Вечерний Ставрополь“ | Мог ли представить воспитанный и послушный мальчик из благополучной семьи Марк Банчуков, что станет наркоманом? С детства он был окружен любовью и заботой, неплохо учился в школе, окончил мореходное училище. А взрослые тридцатилетние мужчины и женщины, прошедшие все круги ада, вновь и вновь повторяют это заветное «мама», впервые произнесенное в возрасте, когда жизнь их исчислялась в месяцах. За десятки лет столько оскорблений обид встало между нами, поколениями безбожников, что я все задаю и задаю себе вопрос: что же теперь нам всем делать? Положили зеркало на пол, насыпали на него героиновые «дорожки» — и стали «занюхивать»: колоться боялись. «До сих пор я помню тот день в мельчайших подробностях, даже свое отражение в зеркале», — начинает свой горестный рассказ Дмитрий Трущелев, руководитель Георгиевского филиала Спасо-Преображенского реабилитационного центра для наркозависимых. И я не смогла обойти вниманием новоприбывшего, не понаслышке зная, какой бедой для российских семей обернулись «однорукие бандиты», плотность расположения которых, в расчете на каждый квадратный километр нашего города, растет в геометрической прогрессии. Но В. был настолько уставшим и подавленным, что только в сумерках мы смогли поговорить о его проблемах. Начал свой искренний и короткий рассказ о том, как за короткий период круто изменилась его налаженная жизнь: Как коммунист старой закалки, того же добивался и от сына, говоря: «Нужно составить график, где все распределено по минутам — на всю жизнь вперед, и неукоснительно соблюдать его!». Но сын, более мягкий по характеру, — в мать, бегал по утрам из-под палки, а в шахматную секцию шел неохотно: старомодно это как-то — в шахматы играть, для старичков. Борьбой заниматься — это еще куда ни шло… Конечно, родители видели — что происходит с их сыном. Но мама целыми днями работает на заводе, папа редко появляется дома, а у сестер — давно своя жизнь, поэтому Тимофей и был предоставлен самому себе и улице. А там правило одно — кто сильнее, тот и прав. Его нашел Николай Новопашин, руководитель Спасо-Преображенского центра, о котором мы не раз рассказывали в нашей программе. Во время одного из рейдов на рынок Невинномысска он увидел, что лежит на земле какая-то телогрейка, даже не было понятно — есть там кто, жив ли, нет? Николай остановился, стал дергать и увидел мальчика… Мы сидим с ним, с Виталием Толстовым, в филиале Спасо-Преображенского центра реабилитации наркозависимых — в большой и уютной «гостиной» с богатым иконостасом, системой DVD и подсвеченным аквариумом у стены. На стенах прибиты полки, где расположились книги духовного содержания и видеокассеты с православными фильмами. Тишина и благодать намоленой комнаты умиротворяют душу. «Да Вы посмотрите мои старые фотографии! Никто ведь не верит, что там — я!», — улыбается девушка. Да, действительно: на фото запечатлен совершенно другой человек. Первое, на что обращаешь внимание — это выражение лица, и — глаза. У женщины из прошлого на лице разочарование, и глаза — усталые, погасшие. А эта, что рядом со мной, сияет, будто душа светится изнутри. Сидящий рядом со мной человек о дурманящей беде этой знает не понаслышке: Александр не так давно прошел реабилитацию в Спасо-Преображенском реабилитационном центре для нарко- и алкоголезависымых, основанном под крылом епархии по благословению Преосвященного Феофана, архиепископа Ставропольского и Владикавказского, в 2004 году. Весть о существовании центра дошла до всех пределов России: из Омска, Томска, Новосибирска, Санкт-Петербурга и Москвы стали приезжать люди отчаявшиеся избавиться от пагубы. Родом я из города Невинномысска, это Ставропольский край. Еще сравнительно недавно я был наркоманом, поэтому на собственном опыте знаю и все стадии наркозависимости (от быстрого привыкания до полного отчуждения), и долгий и тернистый путь к исцелению, к возвращению человеческого облика.
Все началось в Чечне, более 10 лет назад. Теперь я осознал величину трагедии не только моей семьи, но и семей моих друзей которых нет в живых, я часто вижу их лица во сне. Им к сожалению не поможешь, но можно помочь тем кто еще живы! Я думаю Господь даст мне сил остановить тех ребят, которые еще не совершили роковой ошибки. Что такое материнская боль, разве я смогу когда нибудь её понять? Все началось с порошка под названием «героин», не знаю, конечно как для него, но для меня это были просто игрушки. Через неделю нашего знакомства он мне предложил выйти за него замуж, я, будучи 18 лет от роду, понимала, что с этим человеком я действительно хочу и могу прожить всю жизнь и если бы не наркотики, думаю, мы бы до сих были вместе и растили бы милых детишек. И, как правило, мы, к сожалению, забываем о реальности, все дальше и дальше погружаясь в фантазию, которая, по сути, пропасть. Давайте проанализируем нашу жизнь, каждый — индивидуально! Мы постоянно чего-то хотим, не отдавая себе отчет для чего, стремимся, опять же не дав четкой формулировки — к чему?! И самое страшное: все это мы пытаемся навязать нашим детям, разверзая уже и без того огромную пропасть между поколениями. Во внутреннем сумраке зала лучи утреннего солнца веером расходились от купола, сообщая всему окружающему особую таинственность. Будто в сияющем тумане, шли сквозь эти столпы люди, ставили горящие свечи и целовали иконы. Мальчик с испугом глядел на суровые лики святых, грозно глядящие на него со стен. Потом Стасик переводил черные глазенки на Иисуса, распятого на громадном на кресте, и острая жалость пронзала сердечко: ведь бабушка рассказывала ему, как пришел Он, Богочеловек, на Землю, чтобы всех спасти, а его убили! И чистые слезинки-капельки катились по щекам ребенка. Школу Саша закончил десять лет назад. Причем, в аттестате теснились очень хорошие оценки: учиться он хотел и любил. В 18 лет встал выбор: в армию или учиться дальше. Отец, довольно суровый, дал сыну выбор, и выбор пал на учебу. За все остальное парень не беспокоился: родители сами определили учебное заведение, в просторечье называемое «школой милиции». Он практически впервые надолго оторвался от родителей, прибыл в Ставрополь для прохождения учебы. Они исцелились! Это было очень не просто, и каждый из них порой позволяет себе фразу о том, какая это огромная работа — трезвая жизнь без зависимости. Они исцелились через обращение к Богу, через воцерковление, борьбу за свою душу, через страхи и неверие, посредством постоянной работы над собой. Моя история начинается в середине 80-х, сразу за пределам кольцевой дороги столицы. На закате коммунистической эпохи советского государства и начала демократических преобразований новой России. Я поздний ребенок в семье военного политического работника и сотрудницы института культуры. Не смотря тяжелые роды и пуповину, затянувшуюся петлей на моей шее, развивался я быстро и был активным ребенком. Все схватывал на лету, и хорошее, и плохое. Благо работа моей горячо любимой мамы находилась в пяти минутах от дома, и я всегда был под контролем.Пока моим родителям не предложили высокооплачиваемую работу, которая занимала почти все время, я лишился родительской опеки. Очень быстро нашел себе компанию «по интересам» среди детей из не благополучных семей. Бросил кружки и секции, перестал учить уроки, новый компьютер уже меня не интересовал. В 11 лет закурил, в 12 стал стабильно выпивать, частенько дышали клеем и бензином. Воодушевленные панк движением, мы «поселились» на чердаках, подвалах и стройках. В восьмом классе стал прогуливать уроки, которые считал не интересными. Стал убегать из дома на ночь, а то и на несколько дней. Я ловко пользовался любовью и занятостью родителей, научился врать. Почти все сигареты и алкоголь, мы покупали на деньги моих родителей или же на то, что украли и отняли. Вскоре ситуация всплыла на поверхность, возникла угроза остаться на второй год, которая была решена без моего участия. Меня отдали на академическую греблю — 6 дней в неделю после уроков я тратил на спорт. В 2000-м году даже стал чемпионом Москвы, но курить не бросил. Товарищи по команде и выпить были не прочь. Жизнь изменилась, но ненадолго. Подцепил гепатит «А», пролежал месяц в карантине и вернулся в круг старых друзей, т.к. спорт был под запретом полгода. Дома я соблюдал диету, а на улице я запивал водку пивом и вернуться в спорт уже не мог по состоянию здоровья.Перейти в 10-ый класс мне было не суждено, т.к. условие окончания 9-го было таким, что бы я покинул школу. Видимо директору надоело, что мы пили водку в туалете, курили в коридоре, а на уроки ходили, наглотавшись феназипама с реланиумом (трамал тогда продавали в аптеках без рецепта). В аттестате мне поставили одни тройки. И вот с таким багажом не без помощи моего обожаемого папы поступил в милицейский колледж. Это было умное и своевременное решение, которое отодвинуло мое падение еще на десяток лет. |
Фотоальбомы
Видеогалерея
